Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Мои ответы явно были не по душе Алиханову. Он молчал, а потом промолвил:

— Давай говорить конкретнее. Во-первых, напиши заявление на имя редактора о предоставлении тебе материальной помощи из средств редакции, а с профсоюзной организацией я сам договорюсь, пусть и они раскошелятся. — Я смотрел на Алиханова, а он перечислял, что еще сможет сделать для меня. — Но главное, что я поберег под конец, это то, что большую группу партийных работников посылают на трехмесячные курсы. Может быть, послать и тебя? — Он взял со стола какую-то бумагу и пробежал ее глазами. — Кое-кого можем предложить и мы… Говоришь, в горные районы? Пожалуйста! Куба, Шеки, Шемаха — здесь собкоры уже есть, а вот в Ленкорани, Зуванде, Варкедузе еще нет людей. И должен тебе сказать, что тамошние волости ничем не уступают эйлагам Курдистана.

— Товарищ Алиханов, если с курсами устроится, то я поживу немного в Шуше, а потом поговорим о моей дальнейшей работе.

— Ну и хитрец! Ладно, читай сегодняшние газеты, а я пойду по твоим делам. — Он протянул мне пачку газет и вышел.

Я внимательно читал корреспонденции с мест и вдруг наткнулся на имя Керима Наджафова, моего Керима!.. Он писал, что в Зарыслы до сих пор ничего не сделано для ликвидации неграмотности. И так мне вдруг стало жалко этих добрых людей, которые в тяжелое время помогли мне справиться с нуждой!.. А что я сделал для того, чтобы их детям было легче жить в будущем? Решил, что обязательно выберу время и съезжу в Зарыслы, посмотрю на месте, в чем там причина?

Среди газет я увидел книгу Джалила Мамедкулизаде «Мертвецы». Вот кто настоящий писатель! Перевернул первую страницу и прочел подпись под предисловием — Габиб Джабиев. Оказывается, главный редактор «Коммуниста» написал его, тот самый Габиб Джабиев, который в мой первый приход сюда предлагал работать в «Коммунисте».

В комнату вошел Неймат Басир, который предыдущей ночью дежурил в типографии и поэтому вышел на работу поздно.

— Здравствуй, красноармеец! А где Алиханов?

— Пошел к редактору.

— А разве Джабиев вернулся?

— А куда он уезжал?

— За границу, на шесть месяцев, а прошло всего четыре.

— А кто его замещал?

— Лучше тебе об этом не знать.

— Отчего?

— Пустой человек!

— Почему же ему поручили?

— Слушай, вопросы будешь задавать дома!

В комнату вошел Алиханов, и мы умолкли. А Неймат Басир уткнулся в почту рабкоров. От меня не укрылось, что он чем-то расстроен, но старается не показывать это.

— Частично дела твои улажены. Вот… семьдесят рублей! Взял их для тебя в кассе в долг, а тридцать выдали из редакционного фонда. Если и профсоюз подкинет пятьдесят рублей, то, как говорится, сироте нечего горевать!

Он позвал из соседней комнаты Акифа Кязимова.

— Выручи! Видишь, Будаг вернулся из армии? Поговори с профсоюзным начальством об оказании ему материальной помощи. Там можно справиться только с твоим красноречием!

Акиф, словно проснувшись только что, спросил:

— Мамедкули, а какая ему нужна помощь?

— Денежная, разумеется, и притом чем больше, тем лучше.

— Сколько, например?

— Самое минимальное — пятьдесят рублей, а если сможешь у них выпросить больше, заслуги твои будут оценены по достоинству! — Потом Алиханов повернулся ко мне: — Иди с ним и не спускай с него глаз! А по дороге не забудь заглянуть в бухгалтерию, чтобы получить в кассе сто рублей.

Акиф привел меня в свою комнату и усадил на стул.

— Сиди здесь, я сейчас вернусь!

И действительно, он вернулся очень скоро улыбающийся и довольный.

— Сегодня какой день?

— Четверг.

— Сегодня счастливый день! Куда ни ткнешься — всюду есть деньги для тебя! Кроме ссуды из профсоюзной кассы я нашел и другие прибыли!

— Какие прибыли?

— Причитающиеся уездному корреспонденту! Оказывается, вернулся с лачинской почты за ненахождением адресата, то есть тебя, гонорар, посланный тебе. Иди в бухгалтерию и получай кучу денег, а потом с заявлением шагай смело к председателю местного комитета профсоюзов. Завтра и от них получишь пособие.

Сообщение Акифа натолкнуло меня на мысль пойти, в журнал «Молла Насреддин» и получить гонорар и там (ведь и туда я писал!).

После бухгалтерии «Коммуниста» отправился на Старую Почтовую, где на втором этаже небольшого дома на одной половине помещалась редакция журнала, а на другой жил главный редактор Джалил Мамедкулизаде (с семьей).

Я вошел в прихожую; дверь в одну из комнат была открыта, и я увидел, что за столами сидят какие-то люди. Значит, редакция здесь. Я неслышно переступил порог и огляделся. За одним из столов сидел бритоголовый человек в очках и что-то писал, за другим столом, стоявшим в углу, что-то делала светловолосая женщина.

Я нерешительно поздоровался. Бритоголовый посмотрел на меня, и я узнал поэта Али Назми, старейшего сотрудника журнала «Молла Насреддин».

— Как самочувствие, братец? — спросил он меня так, как спрашивал каждого приходившего в редакцию журнала.

Я сказал о цели прихода, кто я и откуда.

Но как я понял в ту же минуту, он не слышал, а смотрел будто сквозь меня. Потом наклонился над рукописью и стал быстро писать. Я молча стоял рядом, ожидая, когда он все-таки обратит на меня внимание.

А он поставил точку и откинулся на спинку стула.

— Так что ты говоришь, братец?

Я снова повторил все, что объяснял только что. Он внимательно и чуть удивленно выслушал меня и неопределенно проговорил:

— Так-так…

— Кроме того, я бы хотел повидать главного редактора.

И тут он оживился:

— Маруся, Мирза дома?

Я порадовался тому, как Али Назми говорит уважительно о Джалиле Мамедкулизаде, называя его «Мирзой», учителем, а ведь и сам Али Назми был почтенного возраста, и многие поэты тоже называли его «Мирзой».

Маруся утвердительно кивнула головой и поднялась из-за стола, чтобы проводить меня.

Еще в Вюгарлы, когда я только научился читать, я много слышал о Джалиле Мамедкулизаде, авторе «Мертвецов», «Почтового ящика», «Мастера Зейнала», «Книги моей матери». Его не зря называли Молла Насреддином!.. Лучше книг я после не читал!

Больше трех десятилетий он вел борьбу за просвещение и счастье своего народа, придавая делу, которым занимался, величайшее значение. Вместе с друзьями-единомышленниками издавал журнал, в котором страстно обличал невежество, ханжество, казнокрадство, религиозное суеверие. Он осмеливался в годы царизма на страницах своего журнала высмеивать даже пороки самодержавия, самого царя!..

Я никогда не видел Джалила Мамедкулизаде, но дважды посылал сюда свои фельетоны.

Не без робости вошел я за Марусей в квартиру Мамедкулизаде. Услышав скрип двери, немолодой уже человек с очень широким лбом с залысинами на висках, с густыми пышными бровями посмотрел на меня темными внимательными глазами.

— Здравствуй, сынок! — Он показал мне на